суббота, 28 февраля 2009 г.

49. Любить парня - грех, а минет в служении Богу, не помеха.


Вскоре после публикации истории Владимира, мне написал его знакомый из Питера, - Евгений. Этому молодому симпатичному парню всего лишь двадцать лет, но он уже прошел через много жизненных трагедий, а теперь тяжело переживает неразделенную любовь к служителю православной церкви. Мы договорились опубликовать его историю. Но воспоминания давались Жене нелегко, и он возвращался к новому письму с очередным фрагментом, лишь спустя время. Таким образом, написание рассказа затянулось на месяц. Получив последний фрагмент, я понял, что втиснуть в один небольшой очерк данную историю просто невозможно, и мне придется ее сильно сокращать, за что заранее прошу прощения у Евгения.

Мать Жени умерла, когда ему было чуть больше года, и ребенка к себе на воспитание взяли ее родители. Дедушка, - действующий генерал, был добрым и нежным по отношению к внуку, а бабушка, наоборот, - жесткой и деспотичной. Но именно бабушка занималась воспитанием внука, желая сделать из него интеллигентного человека. До шести лет Женя жил с ними в Германии, а потом они вернулись в Петербург, где Женя мог чаще видеться со своим отцом, у которого уже была другая семья и сын от второго брака.

С детских лет окружающие выражая сочувствие, постоянно подчеркивали сиротство Жени. В школе многие смеялись над тем, что он толстый, унижая и избивая его. В возрасте семи лет Женя повредил спину, и пол года был прикован к кровати. После этого ему пришлось ходить в корсете, выслушивая насмешники сверстников. Травма сделала еще большей пропасть непонимания между Женей и другими ребятами.

Потом умер дедушка, и жизнь Жени стала невыносимой. Бабушка называла его отродъем, открыто высказывая презрение к родству его отца. Возможно, бабушка и раньше не любила внука, и терпела его из-за деда, а строгостью прикрывала свою неприязнь, а может, сказался возраст, горечь утраты, неумение ладить с подростком, да и вопросы наследства деда давали о себе знать. В любом случае, со смертью дедушки, конфликтов становилось все больше. Нередко их участником становился дядя, -любимый сын бабушки. Дошло до того, что он стал избивать Женю. А когда Жене было 16 лет, бабушка отправила внука жить к отцу, который к тому времени уже развелся.

Во всей этой кутерьме происходило половое созревание парня. В тринадцать лет он начал понимать, что возбуждают его не женщины, а мужчины, при этом, взрослые, мужественные, похожие на его деда-генерала. Первой любовью Жени стал дед, - папин отец. Когда Женя ему признался в этом, то дед сказал, что с этим нужно бороться. Сейчас Женя понимает, что он нестандартен не только среди гетеросексуалов, но и среди геев, но тогда он был наивен и откровенен.

Женя был крещен, верил в Бога, ходил в церковь, учил молитвы, читал Библию, испытывая желание быть ближе к Богу и к церкви. Когда он осознал свою «неправильную» ориентацию, он молился и надеялся, что это все пройдет. Но когда «это» не прошло, а дед отвернулся от него, у Жени что-то оборвалось внутри, и религия ушла на второй план.
Дальше от лица Жени:

Пару раз я безответно влюблялся, потом продолжал искать, веря, что найду человека, с которым буду счастлив. Я искал на форумах, на сайтах знакомств, в клубах, на улице, словно чувствуя, - искать осталось недолго. После того что произошло далее, я теперь никого не ищу, и уже не верю, что буду счастлив.

Я нашел странную анкету Павла Павличева, - из нее трудно было понять, чего хотел этот человек. Думаю, я бы и не начал переписку, если бы не его фотография с ангельским лицом. Мы начали переписываться. Павел написал, что я ему нравлюсь, и он готов приехать в Питер. Оказалось, он жил в Москве, но часто бывает в Питере. Рано утром я встретил его на московском вокзале. Шел дождь, что казалось странным в феврале. Мы пошли в кофейню около вокзала и начали знакомиться. Павлу было 27 лет, он выпускник питерской духовной академии, работает регентом в Москве. Разговор перешел на религию, и он начал говорить мне, что православие - истинная вера, и я должен верить в Бога. Но я уже не слышал его, понимая, что я влюбился в него с первого взгляда. За час общения я понял, что мне не нужен в жизни никто другой, кроме него.

Он повел меня в Александро-Невскую Лавру, рассказывая по пути, какой джип у его начальника, и какое ожерелье он хочет купить матери. Зайдя в храм Лавры, он попросил меня подождать, а сам пошел разговаривать со знакомыми священниками. Я ходил между икон, осознавая, что влюбился, поражаясь, что это произошло так молниеносно. Я был очарован его красотой. Меня не оставляло чувство, что я уже видел его раньше, что мы уже были вместе. Вернувшись, Павел предложил попрощаться до завтра, сказав, что поедет к другу. Для меня это было облегчением, и когда он ушел, я чуть не расплакался от переполнявшего меня счастья, все еще не веря в реальность происходящего. Город вокруг меня, словно преобразился.

Вечером следующего дня Павел по телефону предложил приехать в его район. Когда мы встретились, он был сильно пьян. Заведя меня в ближайшую подворотню, он, резко обняв меня, начал целовать. Мрачное место и обстановка шокировали меня, но его поцелуи были приятны мне. Он куда-то повел меня, а я безропотно шел за ним, подчиняясь, словно во сне. Он завел меня в подвал заброшенного здания за железной дорогой. Сняв брюки, он попросил меня сделать ему минет. Я был в замешательстве, но подчинился, ведь я был влюблен в этого человека. А потом мы пошли в сторону дома, где он остановился у своего друга. Было холодно. Я молчал, а Павел стал рассказывать о своем тяжелом детстве, о том, что он вел культурные передачи и классно поет. На этом мое «романтическое» свидание закончилось. По дороге домой я получил от него смску, в которой он написал: "ты мне очень нравишься, но как человек, а не как...". А мои губы еще ощущали вкус его спермы. Мне было безумно больно. Прибежав домой, я удалил страницу на мамбе, все сообщения и фотографии.

Через неделю Павел перезвонил, начал извиняться, сказав, что хочет, чтобы мы были вместе, но я не верил ему. Через месяц я понял, что он мне нужен, я любил его и тосковал за ним. И я возобновил переписку. Весной я пригласил Павла в Питер, отпраздновать его день рождения. Я снял квартиру, и мы провели незабываемую ночь. На следующий день, перед отъездом, он сказал мне, что еще не загорелся ответными чувствами, но хочет общаться дальше, потому что я ему дорог. Мне было тяжело это слышать, хотя я и предполагал нечто подобное. Я думал, что встреч больше не будет, но через месяц он стал названивать мне и звать в Москву...

Я долго отказывался, понимая, что это обернется очередной болью. Но мои чувства заглушали рассудок, поэтому, соврав родителям, что я поехал к друзьям в Пушкин, я купил билет на сидячем месте, и отправился в Москву. До отправления оставалось два часа, я зашел в суши. За соседним столиком целовались парень и девушки неформалы, а из телефона девушки звучала песня Nirvana - Rape Me. Я жевал ролл и начинал терять аппетит, мне казалось, что это песня обо мне.

Утром Павел встретил меня на вокзале, и мы отправились на квартиру на шоссе Энтузиастов в промышленном районе города. Это была запущенная квартира со старой мебелью и чужими фотографиями на стенах, и я понял, что он снимает ее. Павел заставил, чтобы я приготовил себе пельмени, а когда я покушал, из соседней комнаты прозвучал его голос: «У нас есть два часа, а потом мне нужно на работу. Так что давай, раздевайся». Войдя в комнату, я увидел разосланный хромой диван и раздетого Павла. С одной стороны я готов был схватить его и упасть куда угодно, но меня убивала мысль, что он позвал меня только ради этого. Анальный секс Павел считает большим грехом, за который человек попадает прямиком в ад, но при этом он считает допустимым оральный секс. Он называет себя пассивом, но фактически просто позволяет делать ему минет, не проявляя при этом никаких чувств и движений по отношению к партнеру. Мы занимались подобием любви, после чего я ощущал себя шлюхой.

Он оделся и ушел по делам, а я отправился «смотреть» Москву и покупать обратный билет, договорившись встретиться вечером. Оказавшись один в незнакомом городе, я слонялся среди мрачных московских улиц, и мне было жутко плохо. На каждом углу стояли церкви, часовни. Люди странно поглядывали на меня, - наверное, я был очень мрачен. Мне и вправду хотелось убежать, уехать, улететь домой.

Вечером я пришел раньше Павла. Когда он вернулся, то не стал готовить ужин, потому что поел в церкви, а мне кушать не хотелось. Мы легли на диван, я рассматривал его, и приходил в ужас, - передо мной лежал тот, ради которого я был готов на все, готов лишиться жизни, и мне было наплевать на окружающих, но я не мог понять, почему мне так холодно рядом с ним. Я снова должен был удовлетворить Павла, но чтобы достичь оргазма, он запустил ноутбук с гей порно. Мне становилось мерзко все происходящее.

Утром по дороге Павел пытался говорить мне что-то о религии, но я не мог слушать его. Я с трудом сдерживался, чтобы не выкрикнуть "какая, вашу мать, религия, после того что было вчера"! В каком-то переулке мы попрощались. Когда я уже сидел в автобусе, мне хотелось рыдать, но вокруг были люди и я всеми силами сдерживал себя. Я вставил наушники и начал слушать Muse - Map of Problematique.

Приехав домой, я пообещал себе никогда больше не видеться и не общаться с ним. Прошло полтора месяца, тяжелых для меня. Я не мог объяснить себе, почему меня тянет к человеку, который меня не любит, который разбил мои мечты, который втоптал в грязь мои представления о любви, о церкви и о православии. Один гей мне на это ответил так: «Все ущербные в церкви, куда же им еще? И у них там содомы и гоморры покруче, чем у нас с тобой». Ночами я сидел перед его фотографией и мечтал, чтобы все происшедшее оказалось неправдой, чтобы все изменилось. Я обращался к Богу, умолял вернуть все вспять, чтобы оказаться вместе с Павлом. Я был готов на все ради этого, я был готов стать религиозным, смириться со многими вещами. Меня затягивала депрессия.

Однажды я рассматривал его фотографию, и в это время мне позвонил Павел, снова приглашая меня в Москву. Положив трубку, я разрыдался, не зная, что делать. Он стал заваливать меня смсками. И я снова отправился в Москву. Я приехал на одну ночь. Это было словно сон. Я плакал у него на груди, целовал каждую часть его тела. Меня так несло, что он даже испугался...
- Ты и вправду меня так сильно любишь? - спросил он.
Я молчал
- Женя я говорил тебе, что хочу стать священником. Хоть я и говно, но мне нужно стремиться к духовности.
- Какая духовность? То о чем ты говоришь, это карьера.
- Да, но эта карьера связана с духовным ростом.
- Вряд ли.
- Ты ничего не знаешь об этом, Женя, как ты можешь судить?

Утром мы отправились на вокзал. В метро толпился народ с озабоченными, мрачными лицами. Мне хотелось улыбнуться, - ведь я иду среди них с любимым человеком, но взглянув на Павла, я понял, что он думает о чем угодно, только не обо мне. Мне стало жутко, я понял, что совершенно одинок в этой толпе. Я отлучился, купил розу, которую подарил Павлу, но он испугался и начал спрашивать, можно ли отдать розу кондуктору… Мы попрощались. Я провожал его взглядом, не упуская из виду его белую рубашку. Он обернулся и улыбнулся детской улыбкой. И мне так захотелось его уберечь от Москвы, которая готова была пожрать его вместе с сотнями тысяч людей, снующих, словно муравьи на вонючем, грязном вокзале. Но я понимал, что он часть этого холодного и жестокого города.

«Приехали!» - разбудила меня проводница. Метро было закрыто, и я вышел на площадь Восстания. Спящий город встречал меня своими огнями. Я вставил в уши KOSS и меня начал ласкать нежный голос Брайана Молко. Играла песня о воспоминаниях, навевая грусть. В моей голове пел уже не Брайан, а я сам, прокручивая все, происшедшее в Москве. Вот уже и Гостинка. Я вошел в толпу гламурных бухих мальчиков, видимо только вылезших из гей клуба. Пахло потом и Givenchy. Меня смутило обилие блестящих сережек в правом ухе, и я не хотел ждать открытия метрополитена среди этих парней, и пошел дальше к Адмиралтейству. В академическом переулке прошел мимо кучи пьяных тел панков. В наушниках звучал King Crimson.

Шло время. Наступила осень. Я перешел на третий курс университета. Пошел на работу официантом. Начал ходить в тренажерку. Думал, если я подкачаюсь, то Павел хоть как-то загорится мною. Но при всей моей занятости, я никак не мог уйти от своих чувств. В один осенний день Павел прислал сообщение: "Я на днях буду в Питере по церковным делам, увидимся". Я был безумно рад, словно не виделся с ним вечность...
Он был все также красив. Мы гуляли по Питеру, посидели в суши. На его вопрос о делах, я сказал:
- Павел, я люблю тебя до сих пор... И что делать, не знаю.
- Я даже не знаю, что тебе ответить...
- У тебя вообще нет никаких чувств ко мне?
- Почему, дружеские... Мы могли бы быть хорошими друзьями. Я хочу сделать тебя религиозным человеком. Ты станешь моим духовным чадом.
- Думаю так не получиться. Потому что я люблю тебя. Нам не быть друзьями, увы...
- Ну, раз нет, тогда значит, и нет... - сказал он, как-то замешкавшись, словно у него заплетался язык.

Однажды, в переписке я написал, что не могу быть без него, на что Павел ответил: «успокойся, я тоже люблю одного, и смирился с невозможностью быть вместе». Эти слова потрясли меня. Я удалил его из друзей вконтакте, стер фотографии... Но ничего не изменилось. Я ходил, будто неприкаянный, меня ничего не радует, не увлекает. Я пытался найти себе партнера, но мне так никто и не понравился.

Вскоре я сильно поссорился с отцом и теперь живу один в нашей второй коммунальной квартирке. У меня пропал интерес к учебе, я забросил университет. Я разочаровал всех начальников на работе, и теперь я работаю в другом ресторане, где получаю гораздо меньше. Родители все еще любят меня, как и друзья, и пытаются помочь мне. Из-за депрессии я даже не смог прийти к доктору за справкой. Все показатели моей жизни двигаются к нулю. И я смирился с этим как с данностью, потому что все это словно неважно для меня. Я глубоко несчастный человек. Я не знаю, что будет дальше.


Я решил написать об этом, чтобы предостеречь ребят от подобных связей. Сторонитесь ущербных людей. Церковь - стала шкафом для геев. Многие из них стали гомофобами потому, что они сами геи. Они позволяют себе тайно утолять свои сексуальные похоти, но категорически не допускают даже и мысли о любви между двумя мужчинами. Это лживо, убого и нечеловечно! Теперь церковь для меня лишь государственный институт. Я знаю, есть духовные люди, но они есть и вне церкви. А все эти мальчики, которые побоялись признать себя теми, кто они есть, теперь стали священниками и регентами, и они берут на себя ответственность за верующих. Но я смотрю на моего «духовного» и «святого» Павла, и задумываюсь, брал ли он ответственность за меня, или просто использовал меня как тряпку, чтобы утолить свою похоть?! Я до сих пор люблю его, но это никак не помешает обличать его, и таких как он. Любите и будьте любимы. По отдельности, ни то не другое, не принесет счастья.

Евгений.


P.S. Публикуя рассказ Жени, я прекрасно понимал, что многие скажут: «вот видите, он стал геем из-за воспитания». Я не исключаю, что воспитание и обстановка, в которой рос Женя, могли оказать определенное влияние на его формирование. Но заметьте, никто из родственников Жени не хотел и не планировал вырастить из него гомосексуала, но наоборот, хотели вырастить мужчину, солдата. И теперь главное, - он гей, вне зависимости от своего желания. Разве кто-то вправе лишить его права на счастье, на близкие отношения? Жене действительно нужно помощь родных, друзей, наверное, и психологов, но не для того, чтобы переделать его (это невозможно), а для того, чтобы справиться с той ситуацией, в которой он оказался.

Что же касается церковнослужителей, то меня давно возмущает цинизм и лицемерие этих святош, которые осуждая однополую любовь, позволяют себе грязный секс с парнями, позволяют себе разбивать судьбы людей…

Melancholy-gay

пятница, 13 февраля 2009 г.

среда, 4 февраля 2009 г.

48. Руки не оттуда


-- А почему так много левшей в Америке? Ведь там процент левшей стабильно высокий. Может, левши в хороших условиях размножаются быстрее?

-- Высокий процент левшей в Америке связан не с повышенной рождаемостью, а со свободной выявляемостью. В Америке левшей столько, сколько их должно и может быть по природе. Больше одного левши на каждые четыре-пять правшей быть никогда не сможет.

-- Говорят, левши более талантливы.

-- Говорят, «голубые» тоже. Левши не лучшая часть человечества, а всего лишь зеркальная. Просто вынужденно живущая более напряженно и волево, более внимательно и сконцентрированно. Только потому, что мир обустроен не под них -- мир пространственно против них. Левши вынуждены жить интенсивнее, адаптивнее, гибче, поэтому их процент на верхних ступенях лестницы успеха оказывается заметно повышенным.

Возьмите другие человеческие меньшинства -- сексуальные или некоторые национальные, тоже вынуждаемые жить под прессами ограничений и насильственного подавления своей сущности. Ведь и среди «голубых», и среди коротышек тоже повышен процент социальной успешности во многих сферах: в искусстве, в педагогике, в шоу-бизнесе, в прессе, рекламе, политике...

Или, скажем, еврейский талант -- финансовый, научный, административный, шахматный и т.д. Вы думаете, это что -- гены у евреев такие? Нет, результат давления агрессивной среды. Плод исторического антисемитизма, многовековой повышенной необходимости думать, соображать, выживать и вертеться. Поэтому, кстати, эти национальные таланты в условиях Израиля, где антисемитизма по определению нет, благополучно скисают и дохнут. Нынешний Израиль пока еще не подарил миру ни одного развернувшегося, крупномасштабного гения, и боюсь, подарит не скоро, потому что еврей в Израиле уже социально не «левый», а «правый» и на пользу его умственному развитию это, увы, не идет...

Так что не грозит пока миру глобальное олевение! Да и даже если левши вдруг, в один левый ужасный день, заполонят весь наш шарик, ничего хорошего или плохого не произойдет. Ну нету у левшей никаких других ценностей, кроме тех, что и у многогрешных правшей; нет никакого особого взгляда на мир, поверьте. Так же, как у рыжих.


психолог Владимир ЛЕВИ
Огонек № 03 от 21.01.2002